У многих народов поклонение отдельным деревьям и священным рощам, как и другим природным объектам, составляет особенность языческой эпохи. Не были исключением и древние славяне. Около почитаемых деревьев и в священных рощах совершали жертвоприношения и важные обряды, обеспечивающие благополучие в жизни отдельного человека и всей общины. Одним из наиболее почитаемых деревьев у древних славян был дуб, соотносимый в мифологических представлениях с богом-громовержцем Перуном.
В некоторых местах у восточных славян культ деревьев и священных рощ продолжал сохраняться еще в ХIХ — начале ХХ века. У русских на Вологодчине такие места поклонения назывались «кусты», а в Белоруссии — «прощи». Как правило, священная роща представляла собой часть леса с очень старыми деревьями, которые иногда обносили оградой. Чаще всего здесь, кроме деревьев, могла находиться какая-нибудь святыня — целебный источник или особо почитаемое дерево само по себе. В таких местах молились, оставляли на деревьях тканые вещи — полотенца, ленты, платки, холсты и подобное — с просьбой об исцелении или в благодарность за него.
Почитаемые деревья и рощи были неприкосновенными: традиционными установлениями строго запрещалось рубить и ломать ветки деревьев, брать для обыденных целей даже сухие и поваленные деревья и хворост. Существует довольно много легенд о наказании тех, кто посмел посягнуть на священное дерево. Вот одна из них — о почитаемой липе, росшей близ города Троицка в Пензенской губернии. Липу в народе называли «Исколена», так как, согласно местному преданию, она выросла из колена убитой здесь невинной девушки. Липа обладала целебными свойствами, и к ней часто приходили больные. Местный священник, видя в этих паломничествах языческий обычай, потребовал срубить липу, но никто из крестьян не осмелился поднять топор на священное дерево. Тогда за рубку взялись сам священник и жандарм, но при первом ударе топора из-под коры липы брызнула кровь и ослепила обоих. И лишь после просьб о прощении у дерева, принесенных по совету знающей старушки, они получили исцеление.
Упавшие от старости или сгоревшие священные деревья старались оставлять в нетронутом виде. Издавна почитали деревья с необычными наростами, дуплами, расщепленными стволами, выступающими из-под земли корнями, а также выросшие из одного корня деревья с двумя или тремя стволами. Их считали исцеляющими и широко использовали в лечебной практике: между стволами таких деревьев пролезали больные, родители или знахарки протаскивали детей с тем или иным недугом. Нередко на ветвях священного дерева в качестве жертвы оставляли старую одежду больного и здесь же переодевали его в новую. При этом следовало поклониться дереву со словами: «Прости, Матушка-сыра земля, и Свято Дерево, отпусти», — а у корней его оставить хлеб и соль.
В мифопоэтическом сознании дерево воспринимается как символ жизни. Действительно, трудно найти более наглядный образ жизни, чем в мире растений и, в частности, среди деревьев, особенно тех, чей жизненный срок гораздо длиннее, чем человеческий, а также тех, которые плодоносят десятилетиями и приносят большое множество плодов или круглый год остаются зелеными. Для славянских народов это дуб, явор, ива, а также вечнозеленые и плодовые деревья. Отсюда почитание деревьев и использование их в обрядовой и лечебной практике, направленной на сообщение человеку жизненной энергии растений. В традиционной культуре образ дерева является одним из наиболее емких для воплощения идеи вечного круговорота жизни — основополагающей идеи для мифологического мировосприятия.
В народных представлениях растения нередко одушевляются, то есть воспринимаются как живые существа: они чувствуют, дышат, разговаривают. Поэтому их нельзя рвать, рубить, пилить, осквернять. Со многими растениями связаны разнообразные запреты, поверья и приметы. Некоторые растения в традиционном сознании воспринимаются как место пребывание нечистой силы или разных духов. Легенды и сказки, былины и баллады, обрядовая лирика и тексты других жанров отражают архаические представления о родственной связи растений и человека: происхождении человека от растения и наоборот. Объектами мифологизации становятся не только сами растения, но и их части: корни, ветки, листья, цветы, семена — зерно или плоды. Все они наделяются в народном сознании магической силой. Ветвям приписываются продуцирующие свойства; плоды во многих мифологических традициях выступают как символ плодородия, изобилия, успеха; зерно и семя связываются с идеей непрерывности развития жизни и плодородия. Отсюда широкое использование растений и их частей в аграрных и брачных обрядах.
Дуб
В мифологических представлениях восточных славян дубу принадлежит видное место, начиная с языческих времен. В древности он был одним из наиболее почитаемых деревьев не только у славян, но и многих других европейских народов.
По восточнославянским поверьям, в купальскую ночь на огромные дубы слетались ведьмы; в полесской купальской песне поется: «Стара ведьма на дуб лезла, кору грызла…» По украинским представлениям, в русальную неделю на дубах собираются русалки, и специально для них крестьяне приносили и вешали на дерево спряденные нитки и полотенца. В русских сказках дуб — обиталище бесов, а в былинах — Соловья Разбойника.
Природные качества дуба предопределили и символическое значение его образа в традиционной культуре. В народных представлениях он выступает как символ мужского начала. В восточнославянской народной культуре существуют представления о взаимосвязи дуба и человека вообще. В поверьях, распространенных в некоторых районах Полесья, жизнь ребенка ставилась в зависимость от особенностей роста посаженного дерева. Если мальчик сажал дубок ниже своего роста, и со временем деревце его перерастало, то это сулило ребенку здоровье и хорошее развитие. Если же дубок не рос, то верили, что и мальчик заболеет. У восточных славян известен запрет выращивать дубы из желудей: считалось, что человек, посадивший желудь, умрет, как только дерево сравняется с ним ростом.
Повсеместно дуб считался самым крепким деревом и поэтому воспринимался как символ силы, твердости, мощи. Не случайно в заговорах его постоянные эпитеты — «железный» или «булатный», а в пословице о нем говорится: «За один раз дуба не свалишь». Слово «дубеть» в русских говорах означает «быть твердым» или «становиться твердым».
Крепость дуба использовали в имитативной магии, на которой основан, в частности, восточнославянский обычай прикасаться спиной к дубу во время первого грома или при виде первой весенней птицы. Это делали для того, чтобы в течение сезона сельскохозяйственных работ, начинавшихся ранней весной, не болела спина. Свойства дуба учитывались в народной лечебной практике. В заговорах от самых разных болезней образ дуба — один из наиболее часто встречающихся. К нему обращались не только в заговорах, но и использовали дубовые деревья в самом лечении. Так, в Воронежской и Саратовской губерниях больных детей относили в лес и трижды протаскивали через расколотый надвое молодой дуб, после чего раздвоенный ствол дерева связывали ниткой. Для такого «пронимания» больных обычно выбирали молодые деревья, специально расщепленные, или такие, которые расколоты надвое ударом молнии.
Болезни на дуб переносили и другими способами. Белорусы выливали под молодое деревце воду, которой мыли больного. В украинской традиции было принято оставлять на дубе одежду страдающего той или иной болезнью. В народной медицине образ дуба связывается с болезнями горла и легких. Так, в южнорусских говорах «дубоглотом» называли сильный кашель, при котором произносили специальный заговор: «Дуб, дуб, возьми свой дубоглот и глот, и мокрую жабу, сухой дубоглот, и глот». Вероятно, эта связь построена на соотнесении горла человека и дупла дерева, что видно из слов тамбовского заговора: «Заря, скалистая балка, дуб дуплистый, возьми свой дубоглот».
Крепость дуба обусловила широкое применение его в погребальной обрядности: издавна из него изготавливали гробы, в прежние времена представлявшие собой выдолбленную колоду, и намогильные кресты.
Верба
Верба по сию пору является значимым растением в народно-православной культуре русских.
Представления о необычных свойствах вербы, однако, уходят корнями в дохристианские, языческие времена. Это растение, как и береза, в народной культуре связывалось с идеей быстрого роста, здоровья, жизненной силы, плодородия. Эти представления основаны на том, что верба раньше других растений распускает свои почки. Расцветшее дерево символизировало наступающую весну и, согласно мифологическому сознанию, могло передать здоровье, силу и красоту человеку и домашним животным.
Верба довольно широко использовалась в календарных обрядах древних славян. Ходить за вербой в лес было принято до восхода солнца в Лазареву субботу, накануне Вербного воскресенья. Освященные ветки ставили в переднем углу на божницу или клали за иконы, где они хранились до Егорьева дня или весь год. В Сибири для вербы делали из соломы «теремок», украшали его тряпочками, лентами и вешали перед иконой. По приходе домой после освящения вербы, ею ударяли каждого из домочадцев, а чаще всего детей, как считалось, «для здоровья». При этом приговаривали:
«Верба красна, бей до слез, будь здоров!», — или: «Не я бью — верба бьет, верба хлест бьет до слез». Во многих местностях с той же целью хлестали вербой скот или давали съесть веточку или почки растения.
В среднерусской полосе, чтобы овцы «водились», их кормили специальным караваем или хлебцами, в которые запекали почки вербы.
Освященные ветки повсеместно у русских ставили и до сих пор ставят в красный угол рядом с образами. Раньше вербу хранили весь год. Выбрасывать ее после хлестания скотины считалось грехом. Обычно эти ветки втыкали в хлеве под крышей, «чтобы скотина не блуждала», или бросали в реку, «пуская по воде»; иногда — сжигали в печи. У белорусов верба хранилась весь год за образами до следующего года. Потом ее сжигали и у образов ставили новую освященную вербу. При переходе в новый дом часть веток вербы оставляли в старом доме, а половину переносили в новый.
В Егорьев день во многих местностях вербой ударяли каждую скотину во время обряда первого выгона на пастьбу, а после выгона скармливали ей, считая, что эти действия обеспечат хороший приплод и обезопасят от диких животных в течение всего сезона пастьбы..
На Купалу на Волыни и в Подолье деревце или ветку вербы использовали в качестве праздничного атрибута: девушки украшали растение цветами и водили вокруг него хоровод, а через некоторое время парни врывались в девичий круг, захватывали вербу и разрывали ее. Этот обряд по своему значению близок многочисленным земледельческим ритуалам восточнославянской традиции с использованием чучела из растительного материала, и его цель — воздействовать на силы природы, чтобы удался урожай.
Как можно понять из приведенных примеров, вербе в народном сознании приписывались магические функции. Особой силой наделялись вербовые ветки, освященные в Вербное воскресенье. Продуцирующие свойства растения очевидны из имеющих магическое значение приговоров, которые произносили при хлестании вербой детей: «Расти, как верба!», «Как вербочка растет, так и ты расти!» В некоторых местностях бесплодные женщины ели почки освященной вербы в надежде, что это поможет им родить ребенка. Пасечники втыкали вербовые ветки вокруг пасеки, чтобы пчелы хорошо роились, уродилось бы больше пчелиных семей, и они бы принесли хозяину меда и воска в изобилии.
Продуцирующая сила вербы использовалась и непосредственно в земледельческих обрядах. Так, после первого выгона скота веточки могли разломать и разбросать их по полю, а почки раскрошить в зерно, предназначенное для посева. На Смоленщине часть вербы, принесенной после выгона скота, втыкали в землю на хлебном поле — «чтоб земля быстрей ожила», «чтоб рожь хорошо уродилась и росла пушистая, как верба»; другую часть прятали за образа — «чтоб скот домой возвращался». Здесь же хозяйка прут, которым выгоняла скотину, бросала в хлеву в навоз; при этом она прыгала как можно выше, «чтобы уродился лен». В некоторых местах ветки вербы втыкали по четырем углам поля для оберега посевов. В Белоруссии с освященной вербой выходили на первую пахоту ярового поля и на распахивание целины.
Также верба наделялась целительными свойствами, которые использовались как в профилактических целях, так и непосредственно в народной медицинской практике. Освященную вербу скармливали коровам и овцам в Чистый при этом говорили: «Не я даю, а тальник. Как тальник не сохнет, так и вы, мои Богом данные скотинки, не сохните». Вербу, даже не освященную, широко употребляли также для лечения людей.
Вербу использовали при лечении детских болезней. Для этого рано утром, до восхода солнца отправлялись на реку и там срезали вербу три раза по девять веток. При этом трижды считали от девяти до одного. Придя домой, опускали в горячую воду один пучок из девяти веток и купали ребенка около окна, из которого был виден восход солнца. В полдень клали в горячую воду второй пучок вербы и купали ребенка около окна, напротив которого стояло солнце в этот момент. Вечером, когда солнце садилось, те же действия совершали с последним пучком веток перед окном, смотрящим в западную сторону. По окончании все ветки вербы с водой относили к реке и с молитвой выливали, чтобы они плыли по воде. Считалось, что болезнь отступит.
Так же вербой окуривали больной скот, растирали ее в порошок и засыпали им раны, делали из нее отвар и пили от разных болезней, а также употребляли в качестве примочек от опухолей и ушибов.
Вербе в народной культуре приписывались защитные качества. У всех восточных славян широко бытовали представления о том, что освященная ветка способна защитить от грозы, бури, других стихийных бедствий, от нечистой силы и болезней. У русских полагали, что верба, брошенная против ветра, может прогнать бурю, а брошенная в огонь — усмирить его. Повсеместно верили, что хранящаяся в красном углу верба защитит дом и все хозяйство от грома и молнии. Белорусы во время града ставили на подоконник пучок освященной вербы, чтобы усмирить стихию и избежать градобития в хлебных полях.
Береза
У восточных славян береза — одно из самых почитаемых деревьев.
По народным представлениям, береза и ее ветви обладают особой растительной силой, что объясняется как общими признаками деревьев — способностью к плодоношению, цикличностью обновления, так и индивидуальными природными свойствами растения: на березе листья появляются раньше, чем на других деревьях, ее ветви быстро и заметно растут. В связи со всеми этими особенностями береза в мифологическом сознании воспринималась двойственно: с одной стороны, как дерево, дающее силу и здоровье, «счастливое», с другой стороны, — как опасное, связанное с душами умерших и нечистой силой.
В традиционной культуре береза символизирует женское начало. Во многих текстах она противопоставляется дубу как мужскому символу. Так, например, при сватовстве в русской свадебной обрядности сваты произносили иносказательный приговор: «У тибе, примерно, есть бяреза, а у нас дуб. Не стали б их вместе случать?» В Полесье, чтобы приворожить парня, девушка брала ветку березы, сросшейся с дубом, незаметно обходила с нею парня или поила его отваром коры этой березы. Здесь же в погребальной обрядности традицией предписывалось покрывать тело умершей женщины березовыми ветками, а мужчины — ветками тополя, воспринимаемого, подобно дубу, как символ мужского начала.
В лечебной практике украинцев при магическом действии перенесения недуга с человека на дерево больных девочек относили к березе, а мальчиков — к дубу.
В календарном обрядовом цикле использование березы как ритуального предмета связано прежде всего с обрядами, касающимися женской и девичьей групп общины, а в свадьбе — с действами, в которых принимали участие невеста и ее подруги. В обрядовой и не обрядовой лирике восточных славян образ березы всегда выступает как символ девушки. В белорусских похоронных причитаниях умершую девушку называют «белой березой».
Как один из вариантов мирового древа, представляющего собой пространственную модель мира, образ березы в народном сознании соотносится с душами умерших и имеющими потустороннюю природу мифологическими существами.
В представлениях восточных славян период Зеленной недели или еще называют Русальей неделей относился к тем календарным промежуткам, когда предки временно покидали «тот свет» и появлялись в мире живых. Местом их пребывания на земле была свежая зелень деревьев. Поэтому для душ «родителей» из леса приносили березы и устанавливали их около домов. На Псковщине считали, что «у березок родители стоят». Это объясняли и другими словами: «На березу прилетит кукушка, кукушка — это почти то же самое, что родители». Под деревцем ставили ковшик с водой, чтобы «родители мылись». Березы, поставленные с двух сторон крыльца, по поверьям, указывали предкам дорогу в дом. Жители Дмитровского края Московской губернии верили, что души покойных родственников вселяются в ветви берез, украшавших избы. О связи умерших и березы свидетельствует калужское выражение «в душ березки собирается»: так говорили об умирающем человеке.
Зеленая неделя называлась также «Русальной»: по поверьям, только на этой неделе на земле появлялись русалки — сезонные мифологические существа. Народные представления о них соотносились с поминальной направленностью праздника, так как русалками, согласно поверьям, становились умершие некрещеные дети и не успевшие выйти замуж девушки, утонувшие или утопившиеся девушки и молодые женщины, а также те, кто умер на Русальной неделе. Береза считалась излюбленным
местопребыванием русалок. В русальных песнях они представляются сидящими на зеленеющей или кривой березе.
Во многих местностях у русских полагали, что во время пребывания на земле русалки живут на плакучих березах, качаются на их ветвях или сидят под деревом. Специально для качания русалок в Смоленской губернии на березах сплетали ветви. На ближайших к дому березах для них оставляли сорочки и другую одежду, поскольку чаще всего русалок представляли нагими или в белых одеждах. У украинцев и белорусов березы с ветвями до земли назывались «русальными», и в течение Русальной недели к ним опасались приближаться, так как русалки считались опасными существами.
Самое яркое использование береза нашла в обычаях и ритуалах, связанных с возрастными группами девушек и молодых женщин. Они украшали себя венками березовых веток, и основным атрибутом обрядов с их участием была березка. Во времена христианизации нашей земли эта неделя стала называться Троицкой. Троицкое ритуальное деревце в разных местных традициях у русских называли также «кумой», «гостейкой», «садом», «весной», «девичьей красотой». Живая или срубленная, она всю праздничную неделю служила центром молодежных гуляний.
До зеленой недели, воспринимавшейся как время вступления растительности в силу, повсеместно существовал запрет ломать березу. С наступлением праздника, по народным представлениям, возникала возможность передать продуцирующую силу дерева и земле, и людям. С этой целью совершали разнообразные обряды с березой, выступавшей в роли ритуального предмета. В обрядах кумления, то есть установления отношений духовного родства, в данном случае — между представительницами женского пола, и в ритуале «проводов» березки, приходившихся по большей части на весеннее-летних праздников, нередко использовалось одно и то же деревце. Его обычно выбирали заранее: девушки шли в лес, к реке или на луг и присматривали молодую кудрявую березу, с длинными ветками или с двумя вершинами. Иногда ее «заламывали», то есть отмечали, надламывая верхушку. В день кумления участницы обряда — девушки и молодые женщины — тайно от всех приходили к березке, украшали ее своими лентами, платками, бусами и «завивали» концы ее ветвей в виде кругов. В некоторых местностях сплетали верхушки двух берез, отчего получались ворота. Затем девушки и молодки разбивались на пары: каждая выбирала себе подругу. Они вешали на деревце свои нательные крестики, крестились, трижды целовали друг друга через завитые ветви березы или через крест, целовали также сам крестик с двух сторон, затем обменивались крестами и объявляли себя кумами.
Отношения кумовства-посестримства нередко сохранялись на всю жизнь, на год, но чаще всего они заканчивались при первой же ссоре или после второй части обряда — раскумления. Во многих местах «кумой» величали и березку, которой отдавали свои ленты и украшения.
После кумления участницы под березкой устраивали в складчину трапезу, во время которой обменивались пожеланиями: каждой присутствующей желали того, что соответствовало ее возрасту и семейному положению. Девушкам-подросткам говорили: «Еще тебе подрасти, да побольше расцвести!»; девушкам постарше и заневестившимся желали: «До налетья косу тебе расплести надвое! Чтобы свахи и сваты не выходили из хаты, чтоб не сидеть тебе век по подлавочью»; женщинам — «На лето сына родить! На тот год сам третий тебе быть», то есть родить двойню. Иногда по завершении кумления, происходившего тайно, без «зрителей», на трапезу приглашали парней и молодых мужчин. Они приносили подарки — сласти и напитки, а девушки угощали их яичницей. После трапезы молодежь расходилась гулять парами; причем девушка сама выбирала парня и на глазах у всех, не стесняясь, обнималась с ним. Такое поведение было позволительно лишь в этот праздничный день.
Вторая часть обряда — раскумление, приходившееся в основном на Духов день, — зачастую связывалась с развиванием или обламыванием веток березки. В назначенный день девушки и женщины собирались в том же месте, и кумушки возвращали друг другу подарки и предметы одежды.
В традиционном сознании обряд кумления связывался с идеей обеспечения урожая льна: в народе говорили, что «кумятся для того, чтобы лен родился».
Еще одним ярким обязательным элементом празднований Троицкой недели был обряд «проводов» березки. Он был распространен в центральных и поволжских губерниях России, на Урале и в Сибири, а также в некоторых районах Белоруссии и Украины.
«Заломанное» девушками в начале недели деревце в назначенный срок срубали или выкапывали с корнем. Срубленную березку тут же в лесу или на деревенской улице, в чьем-нибудь доме украшали. Для этого заранее заготавливали или покупали в складчину нитки, лоскуты, конфеты, специальное обрядовое печенье в виде венка — «козули». Украшениями служили также ленты, платки, пояса, бусы, венки, которые иногда девушки снимали прямо с себя. Все это вешали на березку или привязывали к ее веткам и стволу.
Обычно березку несла одна из участниц шествия. Участницы шествия двигались парами или хороводом, окружая березку со всех сторон. В Костромской губернии каждая девушка в хороводе держалась за свою ленту, привязанную к вершине дерева; при этом все они вращали березку, кружась вокруг нее. Обходы с березкой сопровождались исполнением специальных песен, в которых отразились представления о продуцирующей направленности обряда.
На время этого периода березку обычно устанавливали в лесу, в ржаном поле, в центре поселения, во дворе, в огороде, зачастую там, где обычно проходили гуляния молодежи. Под березкой же девушки и женщины устраивали ритуальную трапезу, основным блюдом которой были яйца и яичница. Продукты собирались участницами в складчину или при обходе домов односельчан с деревцем. Печеные яйца, лепешки и пироги раскладывали около березки, а яичницу готовили тут же из принесенных яиц.
Вплоть до начала ХХ века в некоторых местностях сохранялся древний обычай ритуального кормления троицкого деревца во время трапезы. Первую ложку каши давали березе, а потом ели сами, так же поступали с яичницей и пирогами. Кроме этого на земле около березки оставляли «куличики» и «козули» — обрядовое печенье, в центре которого иногда запекали яйца.
По окончании празднований, в Духов день, совершался обряд «проводов» березки, типологически близкий другим земледельческим ритуалам уничтожения чучела как символа календарного праздника. Одно из старых описаний этого обряда содержится в протоколе Святейшего Синода 1741 года: «…а оные безчинники в толь великий и святой день [Духов день] вместо подобающего благоговения вышеупомянутые березки износя из домов своих, аки бы некую вещь честную, с немалым людства собранием провожают <…> в леса <…> с великой скачкою и пляскою <…> и с нелепым криком».
Чаще всего деревце предварительно разряжали: снимали с него все украшения, оставляя иногда одну красную ленту. На Владимирщине от разряженной березы каждый из участников обряда отламывал по веточке, в Костромской губернии веточки обламывали прямо с ленточками. Остатки деревца шумной толпой несли к месту его уничтожения: в лес, ржаное поле, к реке. Способы уничтожения троицкой березки могли быть разными в зависимости от местной традиции: её просто бросали в лесу или в поле, топили в воде, сжигали на улице или дома в печи. В Тобольской губернии обряд потопления березки назвался «отпеванием», что говорит о его типичной «похоронной» направленности. Ритуал включал поклоны деревцу, вынос его из дома, шествие к реке, сопровождаемое печальными песнями, и наконец бросание березки в воду. На Смоленщине потопление осмыслялось как возрождение березы, о чем свидетельствуют слова сопровождающей обряд песни: «Стань, береза, по-старому, как стояла!»
Ритуальное уничтожение троицкого деревца имело магическое значение: березка, оставленная во ржи, должна была, по поверьям, охранять посевы от града, заморозков и червей; брошенная же в воду, она способствовала обеспечению влаги в земле, и соответственно, хорошему урожаю. На это указывают тексты песен, исполнявшихся во время «проводов» деревца:
Ай, густо-густо на березе листьё,
Ой-ли, ой люли, на березе листье.
Гуще нету того во ржи, пашеницы.
Господа бояре, мужики крестьяне!
Не могу стояти, колоса держати,
Буен колос клонит.
В белорусской и украинской традициях троицкую березку сохраняли до Купалы и сжигали в купальском огне.
Троицкая неделя была одним из периодов в году, когда традиционными предписаниями человеку позволялось узнать свою судьбу. Поэтому многие люди, особенно девушки, совершали гадания, большинство из которых было связано с березой. Так, например, на ночь сплетали ветки березы с травой в косу, а наутро смотрели: если коса расплелась, то быть в этом году замужем,
если же нет — остаться в девушках. Бросали также сплетенные венки на березу: в зависимости от того, зацепится венок на деревце или упадет на землю, судили — выйдет девушка замуж в ближайшем свадебном сезоне или нет. Венки из березовых веток, которые носили на голове всю неделю, кидали в реку: утонет венок — к смерти, прибьется к своему берегу — ждет продолжение девичества, к чужому берегу уплывет — непременно быть замужем. В некоторых местах гадания связывались непосредственно с обрядом потопления троицкой березки: если деревце начинало сразу погружаться в воду, полагали, что девушка, которой доверили бросать березку, не проживет и года. Иногда девушки вслед за деревцем пускали по реке его ветки с ленточками, по которым загадывали не только на себя, но и на своих родных: плывет — к добру, тонет — к беде.
С троицкой березкой были связаны поверья. В Костромской губернии верили, что девушка, вставшая быстрей других под завитую березу, первой выйдет замуж. Здесь же полагали: если сесть в тень троицкой березки и загадать желание, оно обязательно исполнится. Таким образом, использование березы в троицких обрядах обусловливалось представлениями об образе этого дерева как воплощении плодородия, как объекте, соединяющем мир живых и мир мертвых и мифологических существ как родовом центре, который в древние времена соотносился с божеством-предком, прародительницей, покровительствующей женщинам.
Береза играла немалую роль и в обрядах жизненного цикла. В брачной обрядности в центральных и поволжских губерниях она нередко использовалась в качестве свадебного атрибута —украшенного деревца, являвшегося символом и каждой конкретной невесты, и девичьего круга в целом. На Русском Севере береза была обязательным атрибутом при подготовке бани невесты: ветки деревца втыкали в потолок и стены бани; дорогу к ней «торили» убанченными веточками; украшенный березовый веник укрепляли на верху бани. Для осуществления предсвадебного омовения невесты старались выбрать березовые дрова.
В восточнославянской похоронной традиции березу использовали непосредственно при подготовке «места» для покойника: гроб чаще всего застилали березовыми листьями или вениками, ими же набивали и подушку, которую клали умершему под голову. Березу сажали также на могиле.
Также береза наделялась и защитными свойствами. После использования веток березы в весенне-летних обрядах, их не выбрасывали просто так, а затыкали под крышу дома на чердаке, веря, что они могут защитить жилище от молнии. В Московской губернии троицкую березку оставляли в поле, чтобы уберечь посевы от градобития.
Целебные свойства березы широко использовали в лечебной магии. У славян больного отводили к березе, скручивали ее ветки и грозили ей не отпускать их до тех пор, пока болезнь не отступит. В Тобольской губернии для изгнания лихорадки срубали березовое дерево и волочили его по дороге за село. Во многих местах под березу было принято выливать воду после мытья больного ребенка. В заговорных текстах болезни нередко отсылаются именно под это дерево: «…не пойдешь, жаба добром, — обую жабу в березовы лапти, в ременные оборы и брошу жабу под березов куст, чтобы не болело, чтобы не щемило». Особенно целебными считали почки, ветки, листья, кору, сок березы, наросты на стволе. Освященными на празднике ветками хлестали больного, чтобы сообщить ему силу растения. Из почек, листьев и наростов изготавливали отвары от разных болезней. Березовый сок издавна считался омолаживающим и очищающим средством. Весной, особенно в праздничные дни, девушки и женщины пили сок и умывались им для красоты и здоровья.
Яблоня
Яблоневое дерево и его плоды широко использовались в восточнославянских обрядах, направленных на воспроизводство жизни и ее умножение. В мифопоэтическом сознании яблоко наделялось магической силой. Поэтому оно часто входило в состав ритуальных блюд, вкушаемых во время трапез в обрядах как календарного, так и жизненного циклов. Так, одним из таких обрядовых блюд в западных и южных районах России, у украинцев и белорусов был «узвар», или «взвар», — компот из сушеных плодов разных фруктовых деревьев, в том числе и яблоневых. Это блюдо обязательно подавали на стол в рождественский сочельник, а также во время свадебного застолья и поминальной трапезы.
У украинцев верили, что от бесплодия может помочь яблоко, долго висевшее на яблоне. То, что яблоко в традиционном сознании наделялось особыми свойствами, объясняет частое использование его в качестве дара или подарка во время некоторых календарных праздников. У многих славян яблоки непременно дарили детям в период перехода от старого года к новому, который осмыслялся в сознании как основной календарный рубеж, когда формируются судьбы людей. То, что яблочко являлось именно детским подарком, — не случайно: ведь дети всегда воспринимались как продолжение жизни предыдущих поколений, и они, соответственно возрасту, больше других нуждались в накоплении жизненной силы.
Самое широкое применение яблоня и ее плоды нашли в свадебной обрядности. Практически у всех славян они являлись частью свадебного деревца. Его изготавливали из яблони или другого дерева, украшали лентами, лоскутками, яблоками. В некоторых славянских традициях — у поляков, болгар — этот обрядовый атрибут, независимо от того, какое дерево было в его основе, так и называлось «яблонька». У русских свадебное деревце связывалось с невестой и символизировало «девичью красоту» — сложное понятие, включающее в себя представления и о брачном возрасте, и о девичьей жизни, и о красоте девушки, и о ее трудовых умениях.
У русских свадебное деревце обычно делали подруги невесты сразу после ее просватанья. До дня венчания его ставили в красном углу. Около деревца-«красоты» происходили обряды прощания невесты с девичеством, волей и подружками. Утром в день свадьбы девушки «продавали» деревце, а вместе с ним и вольное житье невесты, стороне жениха: за «красоту» они получали деньги, а само деревце выносили из избы и забирали с собой. После свадьбы «девичью красоту» чаще всего уничтожали: девушки разряжали деревце, забирая ленточки себе, и бросали в поле, иногда сжигали.
Яблоко использовалось в разнообразных функциях почти на всех этапах свадебного обряда. Так, во время сватовства выставление хозяевами на стол красивых сладких яблок означало, что они согласны на брак; мелкие и зеленые яблоки в такой ситуации были знаком отвержения сделанного сватами предложения.
В Белоруссии после просватанья от невесты жениху в подарок посылали яблоки. Принятие яблока в дар или отправление его в подарок при таких обстоятельствах было признанием в любви и закреплением отношений между женихом и невестой.
У южнорусских болгар свадебное знамя, украшенное на вершине яблоком, на второй день свадьбы разрушал дружка: обломки древка он разбрасывал в саду в противоположные стороны, а яблоко делил и раздавал части всем присутствующим. Совместным вкушением яблока в данной местной традиции завершалась свадьба.
Яблоки вообще нередко использовались в качестве обрядовой еды или входили в состав свадебных блюд. У русских в Рязанской губернии их, наряду с медом, пряниками, конфетами, баранками, выставляли на стол во время девичника, куда собирались и девушки, и молодые женщины. Особое значение имеет ритуальное вкушение яблока молодыми после обряда венчания. В некоторых местах новобрачные съедали разломленное пополам румяное яблоко прямо по дороге из церкви; считалось, что от этого дети у них будут красивые. Кроме того, вкушение яблока молодоженами, согласно мифологическим представлениям, должно было обеспечить их плодовитость и, следовательно, продолжение рода.
Если яблоня в народных представлениях соотносилась с женским началом, то яблоко — с образом ребенка. Это соотнесение довольно часто встречается в текстах самых разных фольклорных жанров, в приметах. Так, в сказке «Молодильные яблоки» Царь-девица говорит Ивану-царевичу о не родившихся даже еще, а только лишь о зачатых детях: «Постой, царский сын, ты мни будешь драгоценный муж, <…> оставил мни два яблока, два сына любезных». В песне яблоня выступает как символ рода, а его ветка и яблоко — как символ сына:
…Скатилась ягодка
С сахарного деревца,
Отломилась веточка
От кудрявыя от яблони
Отстает добрый молодец
От отца, сын — от матери…
У украинцев существовала также примета: если увидеть во сне падение двух яблок, то родятся близнецы. До сих пор у русских широко бытует пословица: «Яблочко от яблоньки недалеко откатывается».
В восточнославянской традиции яблоко использовалось и в родильной обрядности. Во многих местностях у русских яблоки наряду с огурцами и пирожками были наиболее распространенным гостинцем, который родственники и знакомые приносили роженице «на зубок». У украинцев на родинах повитуха раздавала всем присутствующим яблоки. Исходя из народных представлений об этом плоде, можно понять, что в данных случаях яблоко должно было способствовать здоровью роженицы и новорожденного, а в более широком плане — жизнеутверждению и непресекаемости жизни.
Значительную роль яблоко и яблоневое дерево играли в ритуалах похоронно-поминального цикла. Использование плода наиболее известно в качестве пищи мертвых и как предмета для поминовения умершего. Яблоко клали в гроб или могилу. Яблоками же обменивались в поминальные дни на кладбище — за упокой души умершего.
У западных украинцев яблоко было одним из обязательных элементов атрибутики похоронного обряда. Так, яблоки вместес некоторыми другими предметами — хлебом, зерном, флягой с вином — ставили в миске рядом с покойником или на гроб в течение всего времени от момента смерти до захоронения. Их вместе с другими плодами, калачиками, медовыми пряниками вешали на деревце, которое ставили в доме около гроба с покойным, а затем несли рядом с ним во время движения похоронной процессии. Если умирали девушка или парень, деревце, убранное, как во время свадебного обряда, втыкали в могилу после похорон. Подобное поминальное деревце здесь делали и на шестины — в субботу через шесть недель по смерти — «за душу умершего». Во время поминальной трапезы сразу после погребения хозяйка раздавала гостям по калачу со свечкой, яблоки и другие фрукты, произнося при этом: «Прошу за душу покойного и умершей ранее родни».
(с) Всезора